**** **** **** ****
Из интервью с Марианной Волковой
www.chayka.org/node/2036

Мягко говоря, он был непростым человеком, человеком взрывчатым... Была такая история. Он с одним своим танцором как-то повздорил, говорит ему, мол, ты будешь делать то-то и то-то. А танцор оказался несговорчивым: я, говорит, этого делать не буду. Нуреев не стал с ним вступать в творческую дискуссию, а взял, да кулаком нос ему разбил. Такая вот аргументация. Темперамент. Я не хочу сказать, что именно так заканчивались все его разговоры в парижской труппе, которой он руководил. Но он был способен на крайности...
читать дальше
Как я сделала эту фотографию? Это было тогда, когда Соломон вместе с Баланчиным написали книгу о Чайковском. Издательство перед тем, как публиковать эту книгу, решило послать ее на отзыв Нурееву. Знаете, как обычно публикуется на последней странице обложки, — книга хорошая, обязательно надо прочитать...
Послали ее Нурееву, как говорят в России, "на деревню дедушке". Не в том смысле, что не знали его адреса. Просто осознавали, что это одна из величайших звезд XX века и не знали, будет ли он читать и откликнется ли он. Просто послали на всякий случай. И буквально через неделю пришло от него письма с такими словами: "Феноменально. Интервью с гением". Он был в полном восторге от книги.читать дальше
Когда посылали ее Нурееву, дали наш номер телефона. Мы знали, что он наш сосед. Мы живем на Бродвее, а он жил в нескольких минутах ходьбы от нас в "Дакоте", в одном подъезде с Джоном Ленноном. На одном этаже с Нуреевым жил знаменитый Бернстайн. Вот такие соседи по этажу.
Раздается звонок от Нуреева — он хочет встретиться с Соломоном. Восторг. Что может быть лучшего в этом сюжете! Нуреев после этой книги с Баланчиным сам хотел сделать что-то подобное с Соломоном. Но потом это как-то не получилось. Наверное, потому, что в это время он узнал о той страшной болезни, от которой он позднее умер. Эта психологическая ситуация накладывала отпечаток на всё его дальнейшее поведение. Мы об этом не знали. Он ведь был полон сил, танцевал, разъезжал по всему миру...
Мы пришли к нему домой в гости. Обо мне разговор не шел, я даже рот не открывала, никак даже не намекала, что хочу его сфотографировать. Когда имеешь дело со звездами, как-то лучше держать рот на замке.
А потом я все же набралась смелости и обратилась к нему с такой просьбой. Думала, чем черт не шутит. Как раз в это время он получил должность директора балета парижской оперы. Он приезжал сюда со своим коллективом показать нью-йоркской публике, что он сделал в Париже. Я воспользовалась случаем и спросила, могу ли я его сфотографировать на спектакле. Он сразу согласился.
В день открытия гастролей в Линкольн-центре он назначил нам встречу в половине восьмого вечера. А спектакль начинался в восемь.
Мы пришли вовремя, а там огромная толпа, и Нуреева нет. Наконец, без десяти восемь подъезжает обыкновенное такси — никаких тебе лимузинов. Из такси выходит человек в таких раздрызганных ботинках, только что не резинками перевязанных. Все балетные люди обычно носят очень разношенную обувь. Он в простом костюмчике, а не в белом фраке по такому торжественному случаю, как открытие гастролей. Не в черных очках. Обычная черная кепочка. Нуреев говорит: "Марианна, Соломон, за мной".
Толпа расступается и нас пропускает. Мы проходим в театр за кулисы. Я смотрю на часы. Через пять минут начало спектакля. Думала, уже не успеем. Все балетники готовы, ждут, что сейчас занавес поднимется. Нуреев говорит: "Мы же договорились, что вы меня сфотографируете...". Я хватаю фотоаппарат, приделываю вспышку. У меня в глазах темно. Во-первых, от напряжения, во-вторых, потому, что за сценой действительно темно, в-третьих, совсем нет времени. Каждый фотограф должен быть профессионалом. Профессионал обязан в короткое время сориентироваться, и сколько бы кадров он ни сделал, хотя бы один кадр должен обязательно получиться удачным. Каждая сессия со звездой — это спектакль для двоих. И если участники спектакля понимают это и оба — профессионалы, то можно в какое-то минимальное время все на хорошем уровне сделать.
Танцовщики на него смотрят с удивлением: что это такое происходит? Он показывает, чтобы они подвинулись и не мешали мне работать. Я сделала примерно 15 снимков. Пока он ни убедился, что я закончила работу, он вел себя так, будто торопиться некуда. Ну что же, говорит он, достаточно, теперь мы спектакль начнем.
Спектакль задержался на десять минут. Это я задержала.
Я хочу добавить, что Джордж Баланчин во время всех своих спектаклей стоял за кулисами и очень внимательно за всем наблюдал. То же самое было и с Нуреевым. Он всегда стоял за кулисами. И он нас тоже пригласил смотреть с ним спектакль из-за кулис. Это большая честь для нас и это необычный взгляд на спектакль совсем с другого ракурса, когда ты видишь не только саму постановку, но и реакцию человека, который эту постановку осуществил. Мы до конца вечера простояли с ним за кулисами. Больше я фотоаппарат не поднимала. Но эта фотография передает такое ощущение, что он уже знает, что смертельно болен, болезнь его неизлечима.

И сама фотография